Нашу жизнь можно представить в виде пути из пережитого прошлого в неизвестное будущее через миг реально испытываемых ощущений, который мы называем «настоящим». Но настоящее — это продолжение прошлого, оно формируется прошлым благодаря памяти. Именно память не дает прошлому стать таким же непостижимым, как будущее, иными словами память придает ходу времени направленность
Память определяет нашу индивидуальность и заставляет действовать тем или иным образом в большей мере, чем любая другая отдельно взятая особенность нашей личности. При этом память — самая долговечная из наших способностей. Без любой способности, без любого органа чувств можно жить, оставаясь тем же для самого себя. Но лишившись памяти, человек утрачивает свое «я», перестает существовать. Вот почему так интересны и пугающи клинические случаи потери памяти. Вот почему не будет ошибкой сказать, что память — основа личности. В связи с этим особым статусом памяти можно выделить три проблемных вопроса.
Первое. Существуют ли способы фиксации памяти на каких-нибудь внешних носителях? Если да, то идея крионики — быстрого замораживания умерших до того времени, когда успехи медицины позволят воскресить их, — не пустая. Сторонники этой идеи считают возможным создание компьютерной системы для хранения памяти умерших, которую потом будто бы можно ввести возвращенному к жизни человеку. Других вариантов не предлагается, но и это пока не проходит. Дело в том, что компьютер не является воплощением человеческой памяти. Она закодирована в десятках миллиардов нервных клеток, образующих мозг, и в триллионах связей между этими клетками. Следы памяти — это живые процессы, которые трансформируются и наполняются новым содержанием всякий раз, когда мы их оживляем.
Второе. Насколько хорошо информация фиксируется в живой памяти человека? Многие жалуются на плохую память. Но факт: объем и продолжительность запоминания поистине удивительны. Представим, что мы по очереди смотрим несколько фотографий, а потом спустя неделю снова просматриваем те же фотографии, сопровождая каждую демонстрацией другой, новой, и пытаемся сказать, какую из них мы видели раньше. Сколько мы сможем узнать фотографий, прежде чем истощится наша память или мы начнем путаться? Часто назывались цифры от двадцати до пятидесяти. А в условиях эксперимента большинство людей правильно узнавали не менее десяти тысяч различных фотографий, не обнаруживая признаков исчерпания возможностей памяти. Одна из возможных интерпретаций этого эксперимента — мы ничего не забываем. То есть в мозгу закодировано каким-то образом все наше прошлое — а именно это утверждают психоаналитики. Тогда к этому коду можно найти ключ и четко воскресить мельчайшие события прошлого. Но ведь мы забываем, и в этом невозможно сомневаться. Так почему же мы забываем? Может быть, забывание — благо, и мы запоминаем только то, что важно для выживания в будущем? В таком случае чересчур хорошая память была бы помехой.
Третье. Как работает запоминание? Сегодня очевидно, что запоминание есть процесс и результат запечатления в смеси молекул, ионов, белков и липидов, из которых состоят десятки миллиардов клеток нашего мозга. Этого, учитывая связи между клетками, вполне достаточно, чтобы хранить воспоминания обо всей прошедшей жизни (десять миллиардов — большое число!). Но как устанавливаются эти связи? Нейробиологи признаются, что до внятного ответа еще далеко, но даже если предположить, что мы поняли работу механизма связывания, есть еще одна проблема. На протяжении жизни каждая молекула тела многократно заменяется, связи между ними устанавливаются и рвутся миллионы раз. Любая компьютерная память перестанет существовать, если все детали машины подвергнутся такой же замене. Но память, связанная со структурами мозга, в ходе этого процесса, составляющего существо биологической жизни, сохраняется. Это — главный парадокс биологической памяти.
Современная наука и ее методы для естествоиспытателя - это прежде всего убежденность в познаваемости мира методами рационального поиска и эксперимента. А конкретные схемы и правила познания, т. е. парадигма науки, сегодня существенно отличается от классической науки XIX в. (образ которой все еще пропагандируется системой образования). Исходя из «классических» представлений о науке легко впасть в так называемый физиологический редукционизм, т. е. пытаться найти память непосредственно в нейронах. Но это все равно, что пытаться понять, как работают компьютер и его программы, анализируя химический состав аппарата и дисков. Итак, ученый, пытающийся изучать память, помня о неразрывности связки сознание-мозг, должен описывать работу психики, исходя из свойств, строения и функций мозга. Не объяснять, а описывать.
Постигая мир, мы используем два альтернативных языка - «язык мозга» и «язык сознания». Язык сознания — это прежде всего наш собственный опыт, который мы выражаем как личное, субъективное мнение. Но наука на таком языке не разговаривает. Классическая задача науки во все времена состояла в устранении этого личностного, субъективного свойства языка и замене его объективными, имеющими общую значимость суждениями. В физике этого достигнуть легко, в биологии — трудно, в психологии — очень трудно, а часто и невозможно. Биологи язык мозга объективен. А язык сознания обычно бывает субъективным, им пользуются все люди для повседневного общения, а также литераторы. Однако у психологов он тоже претендует на объективность. И одна из задач, стоящих перед нейробиологами и психологами, состоит в том, чтобы научиться переводить с одного объективного языка на другой и обратно. Познание правил перевода не означает сведения одного языка к другому. Как греческий язык нельзя заменить египетским, так сознание — мозгом. Это два совершенно разных, но равноправных языка для описания одних и тех же явлений реальности.
Для каждого из нас собственная память глубоко субъективна. Жизнь каждого из нас можно разделить на две части: одна — «объективная» жизнь, которую наблюдают и могут описать другие, вторая часть — личные воспоминания о пережитом. Субъективный момент не отражается в аналогиях и моделях. Но мы очень хорошо знаем о существовании и взаимопереплетении объективного и субъективного моментов нашего существования. Мы, субъекты, разговариваем на обоих этих языках.
Говоря о необходимости установления соответствия между языками мозга и сознания, биологии и психологии, принципиально важно помнить: человек и его мозг, психика — открытая система, непрерывно взаимодействующая с внешним миром вещей и других людей. Человек социален, и его память — продукт эволюции и истории. Результатом этой эволюции и истории является коллективная память, существующая в двух формах. Во-первых, как та, которую каждому члену общества обеспечивает технический прогресс, аудио-, видеотехника, память, которой никто никогда не был наделен лично. Во-вторых, как древняя племенная память, коллективное бессознательное, зародившаяся в давно исчезнувших поколениях, не дающая покоя целым народам. То есть на примере памяти мы видим, что, говоря о ней, необходимо постоянно пользоваться двумя языками: индивидуальным и коллективным, субъективным и объективным, граница между которыми условна.